Спокойствие мудреца в периоды кризиса

Однажды во время морской бури на корабле, в котором плыл философ Пиррон, вспыхнула паника. Пока люди бегали по палубе, свинья спокойно ела свой корм из корытца. Пиррон сказал: «Вот и нам следует быть такими же спокойными, как эта свинья».

Кризисы — неизбежная часть жизни. Они могут быть политическими, экономическими, личными. Кризис — это явление из разряда «никогда такого не было, и вот опять». Обычно люди оказываются не готовы к явлению кризиса, отсюда разлитое в общественном пространстве состояние тревоги, напряженного ожидания, предчувствий. Финансист НассимТалеб назвал черным лебедем событие, которое приводит к разворачиванию явлений, кардинально меняющих ситуацию (в том числе кризисы). Черный лебедь имеет три признака: 1) событие аномально по своей природе, ничего в явном виде в прошлом не предвещало его; 2) оно обладает огромной силой воздействия; 3) наша природа заставляет постфактум придумывать различные рациональные объяснения и закономерности произошедшего. «Жизнь определяется кумулятивным эффектом ряда значительных потрясений… Взгляните на свою личную жизнь, на выбор профессии или встречи с любимыми, на отъезд из родных мест, на предательства, с которыми пришлось столкнуться, на внезапное обогащение или обнищание. Часто ли эти события происходили по плану?» [1].

Сущность черного лебедя выражается в том, что наше незнание многих факторов гораздо важнее знания очевидных вещей. Например, еще год назад, прогнозируя наступление циклического мирового экономического кризиса в 2020-21 годах, многие эксперты не могли предположить появление коронавируса, возглавившего всю стаю этих птиц (экономический спад, падение цен на нефть, трансформация политического режима).

Предсказуемое и упорядоченное течение жизни очень быстро изменило свое направление в сторону неопределенности будущего. В действительности что у нас было кроме иллюзии определенности предстоящих лет?

В состоянии тревоги и паники психика погружается в хаос, энтропию. Внешней непредсказуемости можно и нужно противопоставить внутреннюю упорядоченность.

Для значительной части людей такая упорядоченность появляется через упование на нечто большее, чем собственная скромная персона (государство, бог, сообщество). Иные пытаются заключить сделку с судьбой. В особняках римской аристократии (domus) среди роскошных залов с мраморными полами с подогревом были каморки бедности. На несколько дней в год римлянин переодевался в бедную одежду, питался самой простой пищей в этой каморке с тем, чтобы быть лучше готовым к драматическим переменам фортуны, ведь в любой момент она как избушка на курьих ножках могла повернуться к нему задом.

Еще одной стратегией борьбы с энтропией является «уход в отставку» (К. Хорни). Если внешняя реальность безрадостна и тяготит душу, то можно погрузиться во внутренний мир, отстранившись от беспокойств жизни. Почему-то именно эту стратегию увидел А.Ф. Лосев у древних философов: «Стоики учили о первоогне, не хуже всякого Гераклита, но этот первоогонь ощущался ими прямо непосредственно, прямо в виде теплого дыхания. Душа, по стоикам, и была не чем иным, как этим теплым дыханием. А иначе личность стоика не была бы покойна. Отбрасывание всяких космологических проблем должно было бы приводить его только к фиксации какой-то непознаваемой бездны. Это никак не соответствовало бы искомому им покою. Точно так же и эпикурейцы не просто валялись в своих благоухающих садах и уходили от общественности. Они должны были оградить свой покой также и со стороны космоса. И они, как мы знаем, схватились за свои атомы не хуже Демокрита. И почему? А потому, что эти бездушные, безличные и безгласные атомы гарантировали для них спокойствие перед религиозными вымыслами о разных обязанностях в этой жизни и о разных наказаниях в загробной жизни… Это тоже ограждало покой их души от всяких волнений. Мы, так сказать, ничего не знаем и ничего не хотим знать. А это значит, что мы ни за что и не отвечаем. Пусть жизнь идет, как хочет. И мы тоже вместе с нею. Как иррационально и вообще все на свете, так же иррационально и все у нас в душе. Мы ни в чем не заинтересованы, и потому в душе у нас постоянное спокойствие. Это и есть наша красота. Как у стоиков их внутренний покой в зависимости от действующего в них первоогня есть красота и как у эпикурейцев их внутренний покой души, состоящей из бездумных атомов, есть красота, так и у скептиков красота сводилась к иррациональному чувству душевного покоя, возникавшего на основе душевной безответственности. Очень трудно судить о том, чего тут было больше — отказа от мысли или утонченной рефлексии» [2].

Если так, то многие современники — философы. Только вместо утонченных концепций о природе космоса и человека — консьюмеризм, вера в прогресс и надежда на светлое будущее. Однако есть и другая точка зрения: философы являются примером жизнестойкости и мудрости. Их спокойствие проистекало не из эмоциональной тупости и отказа от активности, а от жизненных обстоятельств и мировоззрения, которое культивировалось размышлением. Жизненные обстоятельства были драматичны: войны, эпидемии, массовая безграмотность и бедность. Античная философия развивалась в контексте регулярных социально-политических потрясений. Глобальные кризисы — одна из причин философских инноваций.

Мировые процессы вне нашего локуса контроля. У философов стоиков была своеобразная мантра — «это не моя забота», «ко мне это не относится». Она применялась ко всем вещам, находящимся не во власти человека.

Философское спокойствие — это фундамент, у которого должна быть надстройка: мировоззрение и этика долга. Сами по себе техники медитации, йоги, самовнушения и т.д. неспособны в долгосрочной перспективе сделать человека спокойным и уравновешенным в те моменты, когда это больше всего требуется. В основе благоприятного состояния лежат философские, мировоззренческие идеи. Об этом, в частности, Сенека говорил таким образом: «Когда, внушив ему эти основоположенья, ты научишь его видеть свой удел в мире, когда он узнает, что блаженна жизнь, ищущая не наслаждений, а согласия с природой, когда полюбит добродетель как единственное человеческое благо и как единственного зла станет бежать позора, а все прочее: богатство, почести, крепкое здоровье, власть — признает безразличным, не причисляемым ни к благу, ни ко злу». [3]

В этом фрагменте суть стоической философии. Во-первых, философы бы сказали, что слоган «возьми от жизни все!» воспринимается слишком позитивно. Рассуждая логически, если взять от жизни все, то приобретешь не только наслаждения, но в качестве бонуса также разнообразные проблемы и страдания. После некоторых «подарков» судьбы как хорошо было бы избавиться от половины этого всего! Однако одного без другого не бывает. Виктор Франкл говорил: «неважно, что ты ждешь от жизни, важнее то, что она хочет от тебя». Тот, кто направляет требование к жизни, в итоге останется у разбитого корыта.

В непомерных требованиях заключается суть внутреннего невротического конфликта, который словно течь на корабле, лишает сил и ресурсов. Кризисные времена — хорошее время для обучения скромности.

Этика долга превосходит состояние наслаждения. Через этический долг человек может получить энергию на деятельность, в то время как праздное ожидание снижает общий энергетический потенциал. Долг может быть также невротическим, но зерна следует отделять от плевел.

Наслаждению тоже есть место, но не гедонизму, которое становится главной целью жизни. Философы, приверженные идее наслаждения — эпикурейцы, — весьма оригинально понимали состояние удовольствия: «Сам наставник наслаждений Эпикур установил дни, когда едва утолял — голод, желая посмотреть, будет ли от этого изъян в великом и полном блаженстве, велик ли он будет и стоит ли возмещать его ценой больших трудов». [3] Таким образом они хотели иметь свободу, доступную практически при любых обстоятельствах. Плюс к этому добавлялась тренированность организма и готовность психики к нагрузкам, ограничениям и лишениям.

Во-вторых, благая жизнь соотносится с природой. У каждой философской системы было свое представление о космосе и природе. Философы полагали, что наш разум родственен космосу, законам Вселенной. А раз так, значит источник всех благ и душевное спокойствие черпаются из природы. У религиозных людей на месте природы находится бог. В целом личность нуждается в чем-то большем, чем ограниченное пространство собственного эго.

В-третьих, цель благой жизни — добродетель. Начиная с Сократа, философы рассматривали добродетель с точки зрения мудрости, умеренности, мужества и справедливости. Человек — существо нравственное, а личная выгода в чистом виде не сможет покрыть отсутствие добродетелей. Моральный урод не сможет стать ни полноценным, ни счастливым. Добродетели ценны сами по себе: мы поступаем справедливо, умеренно, мужественно и мудро не в силу ожидания какой-либо награды/поощрения или из-за страха наказания/возмездия, а потому что это прекрасно по своей природе, соответствует разуму Вселенной. Многие философы: Сократ, Цицерон, Марк Аврелий, Бенедикт Спиноза, Иммануил Кант своим примером явили возможность такой этики без жажды наград и страха наказаний.

В современном мире под добродетелями понимаются ценности, которые наполняют жизнь смыслом. Однако есть между ними отличия. Если раньше добродетели выводили из абсолютного (всеобщий закон бытия, бог), то ценности стали относительными, если человек в целом не чувствует связь с чем-то всеобщим. Почва стала более зыбкой. Отсюда проистекают различные фобии, склонность к неврозам. Можно сколь угодно быть приверженным науке при свете дня, а по ночам испытывать страх смерти.

В-четвертых, за пределами разума-природы-добродетели находятся безразличные вещи, о которых не следует волноваться. Безразличные вещи у стоиков делятся на два класса: предпочтительные и непредпочтительные. Благосостояние, здоровье, хорошие условия жизни — это предпочтительные безразличные вещи. Все, что противоположно хорошим условиям — непредпочтительные безразличные вещи [4]. Достижение благ во что бы то ни стало ведет к нервно-психическому перенапряжению, их утрата — к дистрессу. Утрата или приобретение таких вещей безразлично философу, не ограничивает его свободу. «Не незначительно ведь оберегаемое: это совесть, честность, стойкость, неподверженность страстям, неподвластность печалям, неподвластность страхам, невозмутимость, словом, свобода. На что готов ты продать это? Смотри, на сколько стоящее» (Эпиктет).

Конечно, философы эпохи эллинизма не являлись бесстрастными мудрецами, у них были свои слабости и пороки, о чем, например, пишет Диоген Лаэрций. Однако многие из них своим примером показали мужество перед лицом смертельных опасностей. Таковы были Цицерон, Сенека и другие римские стоики (большинство из них погибло от козней тиранов, сохраняя достоинство). Их было достаточно много, чтобы считать представление о мудреце фикцией или красивым сюжетом беллетристики. Значит, нам есть чему учиться у благородных людей античности.

Источники

1) Нассим Николас Талеб Черный лебедь. Под знаком непредсказуемости. М. 2019.

2) Лосев А.Ф. История античной эстетики в 8 томах. Том Ранний эллинизм. М., 2001.

3) Сенека Нравственные письма к Луцилию. СПб, 2019.

4) Массимо Пильюччи Как быть стоиком. Античная философия и современная жизнь. М., 2019.

Георгий Королёв